История дудлов (от английского doodle — «каракули») восходит к началу XX века. Однако написание случайных слов, волнистых линий и мини-рисунков — это более старая практика, и ее присутствие в книгах говорит нам о том, как люди взаимодействовали с литературой в прошлом. Волнистые линии (иногда напоминающие рыб или даже вытянутых людей), крошечные зарисовки (например, рыцарь, сражающийся с улиткой) и случайные объекты встречаются в средневековых книгах довольно часто. Обычно на форзацах или полях каракули могут дать медиевистам (специалистам по средневековой истории и культуре) важную информацию о том, как люди в прежние века понимали и реагировали на повествование на странице. Было обычным делом писать на полях, подчеркивать и комментировать, использовать пустое пространство для практики почерка и даже раскрашивать изображения. Учитывая навыки и специализацию, необходимые для письма в средние века — обучение, уровень грамотности, доступ к материалам, — каракули в рукописях редко были необдуманными или случайными. История каракулей Происхождение дудлинга в средние века трудно определить, но, вероятно, оно началось с пробы пера. Когда мы видим изображения писцов, они часто на них сидят с пером и ножом в руках. Нож использовался для различных целей, таких как прокалывание бумаги или исправление ошибок путем царапания пергамента. Он также аккуратно удерживал лист на месте, чтобы писарь мог не касаться его рукой, так как это могло оставить отпечатки пальцев или естественный жир с их кожи на поверхности страницы. Кроме того, нож служил и для затачивания пишущего инструмента, когда он затуплялся из-за долгого использования. После обрезки пера писарь обычно проверял его на чистом листе пергамента или форзаце, чтобы убедиться в читаемости букв. Каракули никогда не предназначались для будущего читателя, поскольку форзацы позже клеили к деревянным обложкам. Однако сегодня с помощью современных технологий медиевисты могут раскрыть всевозможные послания, которые прячутся за страницами древних книг. Эти типы рисунков (странные надписи в разных местах, миниатюрные произведения искусства или даже музыкальные строки) важны, потому что они дают редкое представление о реальной повседневной жизни этих средневековых писарей и о том, что они на самом деле думали о книгах, которые приходилось переписывать. Например, в рукописи, внесенной в каталог как Cotton Vespasian D VI (книга притчей), которая в настоящее время хранится в Британской библиотеке в Лондоне, переписчик оставил латинскую фразу «Probatio Penn[a]e», что означает «проба пера». Иногда писари были немного смелее и более эмоционально писали о своей работе. В древнеанглийском De termporibus anni XI века — кратком справочнике по естествознанию — писарь заканчивает текст словами: «Таким образом, пусть это произведение закончится здесь. Боже, помоги моим рукам». Возможно, человеку не нравилась эта работа. Это показывает, что писари не просто пассивно переписывали текст, но и являлись активными участниками его создания. Маргиналии Наброски в средневековых книгах также переносят нас в мир игры, поскольку читатели и писари тогда, как и сейчас, поддавались желанию заполнить пустые места на странице. Рисунки на полях, известные как маргиналии, предлагают человеку, взявшему книгу, некоторую передышку от труда, связанного с сосредоточенным чтением. И также сообщают кое-что о том, как читатели реагировали на литературный мир на странице и взаимодействовали с ним. Например, «Смерть Артура» Томаса Мэлори содержит относительно мало маргиналий по сравнению с другими средневековыми рукописями (по подсчетам исследователей — 80 на 473 сохранившихся листах). Однако они уникальным образом отражают действие, происходящее в повествовании, и демонстрируют, что писари — не просто механические копировальные аппараты. Это пример того, как они в XV веке сыграли роль в формировании восприятия литературных текстов их современной аудиторией. Книги в средние века были более ценными, чем сегодня, из-за времени, навыков и затрат, которые требовались для их изготовления. Помимо того, что средневековые книги рассматривались как объект, который необходимо сохранять, они также принадлежали группам людей, учреждениям или поколениям владельцев. Наброски, аннотации, комментарии и дополнения становятся публичными заявлениями. Логично, что писари и читатели чувствовали тягу отмечать свои имена или рисовать на полях и форзацах произведений. Оставляя свой след, они, как эфемерные существа, вписывали себя в вечную живую историю книги. По материалам статьи «Why so many medieval manuscripts feature doodles – and what they reveal» The Conversation