Советская новая волна в кинематографе
1950–1960-е годы стали временем кардинальных изменений в политической и культурной жизни многих стран. В Советском Союзе началась эпоха оттепели, которую символизировало выступление Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году. Его «секретная речь» осудила культ личности И.В. Сталина и репрессии, запустив процесс изменений, которые отразились на всех аспектах жизни. Цензура ослабла, страна приоткрыла двери миру, а искусство обрело невиданную свободу. В этот период кинематограф стал ярким выражением нового времени.
Термин «новая волна», изначально относящийся к французскому кино конца 1950-х — начала 1960-х годов, стал олицетворением революционных изменений в кинематографе. Молодые французские режиссеры, такие как Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар и Луи Маль, отвергли устоявшиеся каноны и объявили кризис традиционного кино. Они искали свежий язык повествования и новые формы самовыражения.
Ключевыми особенностями фильмов «новой волны» были съемки на улицах или в естественных интерьерах, отказ от линейного сюжета и активное использование импровизации. Благодаря доступным портативным камерам с синхронной записью звука кинематографисты смогли значительно упростить съемочный процесс и создать более искренние и жизненные картины. Центральными темами их работ стали жизнь простых людей и внутренний мир молодежи.
Одной из первых знаковых работ движения стал дебютный фильм Франсуа Трюффо «400 ударов», повествующий о подростке Антуане, который пытается найти себя в сложных жизненных условиях. Лента получила приз за лучшую режиссуру на Каннском кинофестивале и стала символом нового подхода к кино. Другой яркий представитель направления — Жак Деми, создавший культовые фильмы «Шербурские зонтики» и «Лола».
Идеи и художественные приемы «новой волны» быстро нашли отклик за пределами Франции. В Великобритании сторонники направления «новой волны», сосредоточились на изображении жизни рабочего класса, а чехословацкое кино того же времени отличалось черным юмором и участием в съемках непрофессиональных актеров.
В Советском Союзе оттепельный кинематограф также стал частью мирового движения «новой волны». Ослабление цензуры и стремление к творческому новаторству позволили советским режиссерам развивать индивидуальные подходы, создавая фильмы, отражающие реалии времени.
Эти годы стали золотым веком для советского искусства, и кинематограф, как «важнейшее из искусств», оказался в центре культурной трансформации. Великие фильмы и режиссеры этого периода задали высокую планку, которая определила облик эпохи на десятилетия вперед.
В кинематографе существует множество направлений, наиболее заметные из которых часто именуют волнами. Эти течения тесно переплетаются друг с другом и, как правило, возникают под воздействием значительных исторических изменений. Советская «новая волна» зародилась в 1960-х годах, вдохновившись как европейскими киноэкспериментами, так и духом Хрущевской оттепели.
Оттепельное кино распадается на два ярких направления: поэтико-живописное и поэтико-документальное. Первое — это притчи, аллегории и образы, наполненные символизмом и метафорами. Здесь блистали такие мастера, как Андрей Тарковский, Сергей Параджанов, Тенгиз Абуладзе. Второе направление смешивало документальное и художественное, превращая обыденность в поэзию. Его представляли Георгий Данелия, Марлен Хуциев, Отар Иоселиани.
Ключевым техническим новшеством стало использование «эффекта скрытой камеры», создающего иллюзию подлинной жизни, спонтанно раскрывающей частные детали. Новаторские приемы съемки и монтажа, например, внутрикадровый монтаж, добавляли ритма и динамики, превращая операторскую работу в самостоятельный язык повествования.
Космические и научные достижения Советского Союза привели к появлению новых героев — ученых, инженеров, геологов, — которые не только оказались в центре общественного внимания, но и заняли почетное место на киноэкранах. Именно тогда зародилось знаменитое противопоставление «физиков» и «лириков». Однако на практике их противостояние больше напоминало синергию: и те, и другие верили в гармоничное сосуществование науки и искусства.
Мода на физиков с тонкой лирической душой обрела символический облик в фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года», вышедшем в 1962 году. Картина стала одной из ключевых в советском кинематографе, а образ физика-ядерщика в исполнении Алексея Баталова — самоотверженного интеллигента, жертвующего своим здоровьем ради науки, — стал эталоном для поколения молодых ученых.
На фоне космических успехов расцвел и жанр научной фантастики. В том же 1962 году ленинградский режиссер Павел Клушанцев выпустил «Планету бурь» — фильм, ставший новаторским не только в советской, но и в мировой фантастике. Его влияние оказалось столь мощным, что отдельные сцены ленты позже «перекочевали» в голливудские фильмы, выдаваемые за оригинальные.
Спустя три десятилетия, в «Терминаторе» можно увидеть момент гибели робота, почти дословно повторяющий драматический эпизод из «Планеты бурь». Так советская фантастика оставила неизгладимый след даже в западной поп-культуре.
Оптимизм начала оттепели во многом основывался на духе свободы — не только политической, но и личной. Фильмы «оттепели» возвращались к человеческой сути — простым радостям и заботам. Это были города, где люди гуляют, говорят, мечтают, а не маршируют. В кадре — свет, воздух, дождь, московские улицы, наполненные надеждой и свободой. Это была свобода быть обычным человеком, юношей или девушкой с частными мечтами и стремлениями, далекими от коллективных идеалов. Один из самых ярких примеров такого настроения дал фильм Георгия Данелии «Я шагаю по Москве» (1963). Герои картины проводят свое время за простыми прогулками, то есть, по сути, ничем особенным.
Сценарий написал Геннадий Шпаликов, выпускник сценарного факультета ВГИКа, чье имя стало знаковым для 1960-х. Данелии и Шпаликову пришлось несколько раз переписывать сценарий, чтобы соблюсти требования официальных органов — сначала худсовета, а затем цензуры Госкино. Для этого режиссер даже ввел новый жанр — «лирическая комедия», поскольку обычной комедией чиновники фильм не считали: «Не смешно», — говорили они.
Тем временем комедийный жанр также обрел своего лидера в лице Эльдара Рязанова и его «Карнавальной ночи». В фильме мягко высмеиваются советская бюрократия и механизмы культурного заказа. Ирония по поводу коллективных идеалов здесь остается доброжелательной, но уже через несколько лет ее тон станет куда острее.
В фильме Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» безобидный на первый взгляд сюжет о пионерском лагере открывает зрителю более глубокие подтексты: сатиру на общественные нравы и скрытую критику политической системы. Однако даже в годы оттепели смелость в искусстве имела свои пределы.
В начале 1963 года на знаменитой встрече Хрущева с деятелями культуры генсек жестко раскритиковал фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», сценарий к которому, как и к «Я шагаю по Москве», написал Шпаликов. Ленту, еще не выпущенную в прокат, обвинили в недостаточной идеологической направленности. Хрущев посчитал, что ее герои — трое рабочих — лишь кажутся положительными, но на деле не знают, к чему стремиться, и потому не отражают дух нового советского поколения.
Хрущев видел образ советской молодежи исключительно как целеустремленных строителей светлого коммунистического будущего, готовых за 20 лет воплотить утопию. Однако в фильме «Застава Ильича» он встретил персонажей, полных сомнений, не спешащих взрослеть и даже иронизирующих над дарованными свободами оттепели.
Героиня Марианны Вертинской язвительно замечает: «С культом личности покончено, фильмы заграничные показывают, тряпки иностранные тоже частично продают, легкую музыку узаконили… что еще надо?» Такая молодежь, по мнению Хрущева, была далека от идеала строителей коммунизма. В результате Марлен Хуциев был вынужден перемонтировать картину и частично переснять сцены, иногда следуя абсурдным требованиям, например, убрать танец со свечами из-за «пожарной опасности».
Тем не менее «Застава Ильича» действительно отражала дух эпохи с ее поисками и сомнениями. Особую значимость фильму придает полудокументальная сцена вечера в Политехническом музее, где на одной площадке встретились молодежь и маститые поэты: Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Борис Слуцкий, Булат Окуджава и Михаил Светлов. Эта связь поколений, объединение фронтовиков и новой интеллигенции стала лейтмотивом фильма и всей эпохи 1960-х.
Война в кино оттепели тоже обрела новое звучание. Два знаковых фильма — «Летят журавли» Михаила Калатозова (обладатель Золотой пальмовой ветви Каннского фестиваля в 1958 году) и «Иваново детство» Андрея Тарковского (победитель Венецианского кинофестиваля в 1962 году) — не только предложили новый язык кинематографа, но и переосмыслили понятия подвига и трагедии. В этих фильмах подвиг и страдание становятся личными историями — о юной девушке, мальчике или простом парне. Эта человечность позволила зрителю эмоционально переживать события на экране без навязчивой государственной патетики.
Именно в оттепель стали появляться знаковые фигуры, определившие будущее отечественного кино. Среди режиссеров — Андрей Тарковский, Эльдар Рязанов, Георгий Данелия, Андрей Кончаловский, Кира Муратова, Виталий Мельников. Среди актеров — Иннокентий Смоктуновский, Алексей Баталов, Олег Ефремов, Олег Янковский, Маргарита Терехова, Нонна Мордюкова. Эти имена стали фундаментом нового советского авторского кино.
Как сказал критик Александр Шпагин, «в 1960-е будто бы „тихий ангел” летал над советским кино». Даже не самые талантливые режиссеры создавали стоящие фильмы. Эти годы стали временем духовного прорыва, открытием Бога и смыслов жизни. Кинематограф погружался в глубины человеческой души, создавая шедевры вроде «Летят журавли», «Судьба человека», «Иваново детство». Камера словно жила вместе с персонажами, отражая их внутренние состояния, стремление к новой ступени понимания жизни.
Эта эра закончилась в 1970-е, но оставила след в виде «экзистенциального кинематографа» и «поэтической волны», которые, несмотря на некоторые ограничения, продолжали существовать как голос эпохи.